Центробанк: деньги для реальной экономики A− A= A+

Сегодня финансово-банковская система России встроена в мировую, и цена денег для отечественного заёмщика включает в себя, по сути, двойную маржу: вначале российский банк платит LIBOR плюс страновые и иные риски своему зарубежному кредитору, а потом добавляет к ней свою маржу. Но когда ввели санкции, все вдруг осознали, что это была «белая полоса», поскольку теперь оказался заблокированным «дешёвый» источник рефинансирования. Может ли в принципе экономика страны рассчитывать на разумную стоимость денег и суверенизацию национальных финансов? На эти непростые вопросы согласилась ответить Марина АБРАМОВА, доктор экономических наук, профессор, заведующая кафедрой «Денежно-кредитные отношения и монетарная политика» Финансового университета при Правительстве РФ.

 

Всякое реформирование денежной системы тотчас затрагивает кредитную, банковскую, бюджетную и другие системы, вызывая изменения в экономике и — провоцируя обратные импульсы, которые запускают новые изменения. Что можно изменить в денежной системе, учитывая эти тесные взаимосвязи? Прежде всего, на мой взгляд, характер эмиссии. Сейчас она носит экзогенный характер — то есть базируется на заданных извне параметрах, а их определяют, в первую очередь, доллар и, соответственно, решения о валютных интервенциях. Неслучайно Центральный банк (как, кстати, и Китай) активизировал сейчас покупки не только валюты, но и золота, формируя условия для специфического эмиссионного манёвра.

 

БДМ: А какие есть альтернативы?

Второй вариант — эндогенная эмиссия. Она исходит из внутренней потребности экономики в деньгах. Многие эксперты считают, что наша экономика недомонетизирована: отношение М2 к ВВП — примерно 46%. В то время как в Германии — около 100%, в Китае — 120%, а в США и того больше — 180%. Но даже если мы согласимся с такой позицией, то сразу же должны ответить на вопрос: а что будет выступать обеспечением дополнительного выпуска рублей? К сожалению, это не только наш внутренний вопрос теории денег, а фундаментальный для всей мировой экономики.

 

БДМ: Если не ошибаюсь, он возник в 1944 году после Бреттон-Вудской конференции, а в 1972-м стал всеобщим — после того как США явочным порядком отказались даже от частичного золотого обеспечения доллара?

Решение было принято в 1976 году, на Ямайской конференции, но не в этом суть. С тех пор сущность современных денег утратила какое бы то ни было материальное наполнение, а деньги превратились в обязательства эмитента. Соответственно, неизмеримо выросла и его ответственность. На всех наших купюрах написано, что это билет Банка России — то есть его обязательства. В годовых балансах ЦБ, так же как и в балансах ФРС, ЕЦБ, Банка Японии, эмиссия выпущенных денег — это пассивы. А в обеспечении, как и положено для банка, — активы. В Конституции РФ чётко указано, что российские деньги обеспечиваются всеми активами Центрального банка. В них входят, прежде всего, международные резервы — золотовалютные резервы и средства суверенных фондов в активах Банка России, государственные ценные бумаги — как отечественные, так и зарубежные, прежде всего казначейские обязательства США. А третья группа активов ЦБ — его кредиты коммерческим банкам под залог государственных ценных бумаг.

Что же касается безналичных (депозитных) денег, то они являются обязательствами коммерческих банков. А обеспечением выступают их активы. Иными словами, качество их кредитных портфелей является здесь ключевым звеном. Такова принятая сегодня большинством стран структура взаимосвязей, обеспечивающая способность эмитента отвечать по своим обязательствам. Как можно что-либо изменить в них, не нарушив общего баланса?

 

БДМ: Например, вернуться к проверенному дедовскому способу, я имею в виду — к золотому стандарту.

В ту пору, когда он действовал, цена на золото была фиксированной. Но золото уже давно стало инвестиционным товаром. И если теперь привязать к нему деньги, то на биржах его цена мгновенно вырастет, и вместо стабилизации мы получим обвал всех валют.

Если же не искать революционных путей и сохранить общепринятое представление о деньгах как обязательствах эмитента, то уйти от доллара, на мой взгляд, можно только одним путём — усилив эндогенную составляющую в общей системе, формирующей денежное обращение в стране. Учитывая структуру обеспечения эмиссии, у Банка России для этого существует только один канал — резкое усиление кредитования коммерческих банков, которые должны доводить эти средства до субъектов экономики.

 

БДМ: Ну, эту сказочку мы слышим уже два десятка лет: вначале обеспечим макроэкономическую стабильность, снизим инфляцию, а остальное доделает «невидимая рука рынка» — деньги сами собой станут дешёвыми и рекой потекут в реальный сектор. На практике всё наоборот. В 2009-м, когда Центробанк впервые приступил к серьёзному рефинансированию банковской системы, деньги сразу же оказались на валютном рынке и толкнули инфляцию вверх. В прошлом ноябре всё опять повторилось, и, если бы президент страны не стукнул кулаком по столу, доллар прорвал бы отметку в 100 рублей и мы сегодня имели бы вдвое более высокую инфляцию.

В принципе с этим можно было бы согласиться, если бы не одно существенное обстоятельство. Сегодняшний статус не позволяет Центральному банку напрямую кредитовать экономику. Он не является «банком развития» и не предоставляет долгосрочные кредиты, в которых острая нужда. Как кредитор последней инстанции он вправе выдавать ссуды только для регулирования ликвидности банковской системы.

 

БДМ: Однако тот же Китай, который гораздо глубже интегрирован в мировую экономику, умудряется тем не менее проводить национально ориентированную финансовую политику. С недавним фондовым кризисом там в считанные дни разобрались, главным образом, кстати сказать, административными мерами. И никого не постеснялись.

Там другая система управления. Хотя как кредитор последней инстанции Банк Китая точно так же напрямую кредитует только поддержание ликвидности в банковской системе. Но при этом он ещё и удерживает внутренний курс юаня и жёстко контролирует трансграничное движение капиталов. А для кредитования экономики в стране созданы четыре государственных банка развития. Вот они-то и выдают ссуды реальному сектору: долгосрочные и под низкий нерыночный процент. Поэтому их и называют «политические».

Но чтобы воспользоваться этим опытом, нужно вносить изменения в функции нашего Центрального банка. И такие предложения, направленные прежде всего на усиление его роли в экономическом росте, сейчас готовятся к Международному форуму Финансового университета «В поисках утраченного роста», который состоится 24–26 ноября. Одна из главных мер — долгосрочные ссуды коммерческим банкам. Собственно, первый шаг уже сделан: недавно Банк России увеличил срок кредитования до 549 дней. Но это, пожалуй, самое простое. Гораздо сложнее добиться, чтобы выданные средства дошли до реального сектора.

В Китае банки развития кредитуют определённые отрасли, в том числе и аграрную. У нас тоже есть Россельхозбанк, и в его капитале тоже участвует государство. Но во всём остальном — он такой же, как и все, коммерческий банк. И деньги у него сто́ят, как у других, и вполне возможно, что в ноябре он точно так же скупал валюту. Потому что с точки зрения бизнеса это было правильно в сложившихся тогда условиях. Ведь по закону главная цель любого коммерческого банка — извлечение максимальной прибыли. А китайские банки развития — некоммерческие. И мотивация у них принципиально иная.

 

БДМ: У нас тоже есть такой — МСП-Банк. И вполне эффективно работает, наш журнал не раз об этом рассказывал.

Да, и это тоже политическое или, если хотите, административное решение, успешно, кстати сказать, реализованное. А в чём секрет? Прежде всего в том, что развитие малого и среднего бизнеса — очевидная задача, важность которой никто не подвергает сомнению. Второй принципиальный момент связан с практически неограниченными перспективами развития этого сегмента рынка: сегодня доля малого бизнеса у нас не превышает 20% ВВП, и если мы удвоим или даже утроим эту цифру, то только выиграем, никакого затоваривания не произойдёт. Наконец, третий очень важный фактор: простота структуризации конечного заёмщика (заданы предельная численность, максимальные объёмы бизнеса и другие легко определяемые параметры). А значит, несложно выстроить и систему контроля над целевым размещением выделяемых МСП-Банку средств.

Но как только мы выходим в другие сегменты, так сразу же кратно нарастает многофакторность в определении приоритетных заёмщиков и предлагаемых проектов. Очевидность решений исчезает, а с нею и прозрачность всей системы управления.

 

БДМ: То есть мы опять возвращаемся к качелям: или «невидимая рука», ошибки которой людям неподвластны, а значит, и ответственности за них никакой, или осмысленная работа, но только там, где всё ясно и понятно. А в итоге — топтание на месте. Санкции на пальцах показали нашу уязвимость, и первая реакция: всё импортозаместить. Потом спохватились, что всё не получится, да и не надо, но ясности от этого не добавилось. Откуда ей взяться, если мы про себя ничего не знаем? Даже не можем сказать, сколько и каких автомобилей бегает по дорогам страны. Одни только экспертные умозаключения, в том числе и на самых высоких уровнях.

Думаю, что осмысление всё же происходит. Мне довелось участвовать в конференциях ЕАЭС, и могу с полной уверенностью сказать, что без политических решений и административных мер создать такое объединение было бы невозможно. Но вот любопытная деталь. Вначале были планы уже в ближайшие год–два перейти к коллективной валюте, поскольку основные параметры монетарной политики входящих в союз стран во многом совпадают. Методология тоже отработана: ОЭСР уже многие годы рассчитывает курсы национальных валют по паритету их покупательной способности, а также корректно сопоставляет на этой основе экономики разных стран. Но срок перехода, тем не менее, перенесли на 2025 год. Почему?

Основных причин две. Во-первых, опыт последних финансовых кризисов показал, что их истоки лежат в сфере реальной экономики. В том числе и в попытках установить единую монетарную политику для стран с неинтегрированными экономиками, что мы и наблюдаем сегодня в Европе.

Вторая причина связана с тем, что курс национальной валюты по паритету покупательной способности фиксирует уже сложившуюся ситуацию. По сути это деньги вчерашнего дня, точнее прошлого года или в лучшем случае — прошлого квартала. А люди воспринимают деньги как настоящие только в том случае, если они отражают реальную, то есть сегодняшнюю стоимость. Такой фундаментально обоснованный курс формируется под воздействием спроса и предложения на валютном рынке и с учётом широкого спектра макроэкономических факторов, характеризующих как внутренние, так и внешние условия. И когда мы видим, что спрос на валюту обгоняет предложение даже при активных интервенциях Банка России, то это означает лишь одно: падение доверия к национальной валюте и к экономической политике в целом.

 

БДМ: И к каким же практическим выводам подвигает такое осмысление?

Первый и главный вывод звучит как трюизм: в экономике всё взаимосвязано. Мало, однако, просто соглашаться с этим тезисом и кивать головой. Взаимосвязи надо грамотно выстроить и — что принципиально важно — увязать ответственностью, которая бы адекватно распределялась между игроками и обеспечивала их совместное и согласованное движение к поставленной цели. Какой прок в том, что Центробанк отвечает за инфляцию, если все знают, что она у нас носит немонетарный характер, и тарифы в энергетике, на транспорте и в ЖКХ каждый год повышаются? Никому ведь сегодня и в голову не придёт устанавливать задачи по снижению инфляции перед этими отраслями, хотя именно они задают в экономике основные тренды ценообразования. И совершенно очевидно, что если не поднять эффективность их работы, мы так и будем вожделенную планку в 4% инфляции переносить из года в год.

 

БДМ: Так у нас и устанавливать-то некому такие задания. Неужели станем возрождать для этого Госплан?

А почему бы и нет? Живёт же Япония по пятилетним планам, и отказываться от них не собирается — полезная, оказывается, вещь. А мы с этим своим достижением, в котором десятилетиями были признанными лидерами, распорядились, как радикалы в 1920-е годы, которые, как известно, предлагали даже Пушкина сбросить с корабля современности. Теперь локти кусаем. Скажу больше: административный ресурс зачастую бывает гораздо более эффективным. Это с его помощью, как я уже упоминала, за считанные годы был сформирован ЕАЭС. Другое дело, что работает этот инструмент, как правило, в условиях конкретных задач и на ограниченных временны́х промежутках. У рыночных механизмов характер другой: они действуют мягче, в долгосрочном режиме, и при этом формируют среду, которая способна самовоспроизводиться. Но противопоставлять их как минимум непрофессионально.

Чтобы сдвинуть внезапно возникшие проблемы импортозамещения, в первую очередь требовались субъективные решения: надо было быстро отобрать приоритетные для экономики и наиболее подготовленные к реализации проекты, чтобы сосредоточить на них усилия и ресурсы. То есть включить фазу целеполагания. Но с этим у нас вообще трудно. И, на мой взгляд, решать подобного рода задачи без Госплана или его аналога, который бы держал «под собой» всю экономику с её взаимосвязями, в принципе невозможно. В том числе и на той стадии управления, когда требуется вводить уже чисто рыночные инструменты.

Чуть раньше я говорила, что паритет покупательной способности не подходит для реального курсообразования. Но он незаменим при определении и корректировке приоритетов денежно-кредитной политики стран ЕАЭС, которые нацеливают их на достижение фундаментально обоснованного курса национальных валют. Однако полноценным такой механизм становится лишь в том случае, если опирается на реально происходящие в экономиках процессы, прежде всего интеграционные. Иными словами, опять не обойтись без аналога Госплана.

 

БДМ: Любопытный поворот. Прежде всего тем, что позволяет по-новому увидеть логику сегодняшней реальности. Статус Центробанка, да и всей банковской системы выстраивался в полном соответствии с нынешней моделью монополярного глобального мира, у которого может быть только один эмиссионный центр. И это закономерно. Но ситуация радикально изменилась. Россия вернула почти утраченный было суверенитет, а в повестке дня теперь совсем другой приоритет — переход к многополярной модели. Но тогда и национальные финансы должны обрести бо́льшую суверенность: перейти от экзогенного характера эмиссии к эндогенному. А экономике в целом необходимо расстаться с плюшкинским вариантом рачительного хозяина, который основывает своё богатство на прошлом, уже оплаченном труде (ЗВР, ФНБ и прочих казначейских облигациях). Всем пяти странам БРИКС требуется сегодня развитие. А оно — не в сокращении расходной части бюджета, а в её насыщении долгосрочными, не обязательно, кстати, крупными, но качественно более эффективными проектами. Как вам такая логика?

Нравится. Я даже больше скажу. Не стоит так панически бояться дефицита бюджета, если рост его расходной части на реализацию реальных проектов обеспечивает в дальнейшем увеличение доходов, в том числе и за счёт общего экономического роста и поступления налогов. Надо только быть в этом уверенным.

 

БДМ: Именно поэтому вы так активно ратуете за возвращение Госплана как сердцевины механизма, способного ответственно и аргументированно формулировать цели, стоящие перед национальной экономикой?

Я бы более осторожно здесь ответила. Сейчас в научных кругах активно обсуждается проблема создания новой концепции управления экономикой — на основе единого планового органа, координирующего все направления экономической политики и ориентированного на повышение темпов роста. В рамках этой концепции финансовая политика также будет взаимоувязана с другими и наполнится конкретным содержанием, что позволит гибко и эффективно решать возникающие задачи. Воспользоваться, в частности, китайским опытом и создать отечественные банки развития. Этот канал позволит кредитам Центрального банка с высокой степенью вероятности доходить до реального сектора, решая попутно и задачу повышения монетизации экономики.

Речь фактически идёт о механизме созидания завтрашнего богатства. По сути своей, это задача политическая, поскольку требует целеполагания в масштабах целой страны. И поэтому — высокорисковая. Минимизировать риски можно, лишь располагая таким плановым органом, а также Центробанком, отвечающим не только за благополучие банковской системы, но и за развитие экономики.

 

Беседовал Виталий КОВАЛЕНКО